Луис Реннисон - Девочки с Венеры, а мальчики… с дуба рухнули?
13.00
Пулей одеваюсь. БЛ будет ждать меня возле телефонной будки, мы идем гулять в Стэнмер-парк. Я долго сомневаюсь, красить мне губы или нет. Какой смысл красить губы, если мы будем целоваться? Но с другой стороны, если не красить губы, это явный намек, что я хочу целоваться. А я не хочу навязываться. Резиновый шнур натянут и скоро сам отскочит обратно.
О господи, у меня в голове полный компот. Я почти уверена, что сморожу какую-нибудь глупость, такую глупую глупость, что даже сама почувствую, какую я глупость сморозила.
Чтобы не было никаких эксцессов с просвечиванием сосков, надеваю под кофту вондербра, а сверху еще жилетку. Стиль «соски не пройдут». Так, спокойно, говорю я себе и повторяю мантру: оммм…оммм…ойма-мочки…
От страха во рту пересохло и, кажется, опух язык, вырос до огромных размеров. Вот будет фокус, если он у меня вывалится. Так, стоп словесная мешанина!
13.25
Он стоял, прислонившись к парапету, такой красивый. Он смотрел себе под ноги, и челка его упала на глаза. Потом он увидел меня (я в полной трясучке) и сказал:
- Привет, Джорджия. А я в ответ:
- А мой папа отрастил бороду, и еще я чувствовала себя одиноким лосем.
Господи, что я несу?
А потом БЛ протянул мне руку. Как в самом распрекрасном сне. И вы знаете, что я сделала? Я пожала протянутую руку.
Робби рассмеялся, крепко взял меня за руку, и мы пошли в парк. Мы шли и держались за руки. При всех. Я шла за руку с Богом Любви. Я боялась говорить, боялась сморозить глупость, такую, что поймут разве только собаки или мой полоумный дедушка.
Потом мы сели на траву, хотя земля уже была колотун-бабайная, и мне сразу захотелось в тубзик, но я терпела.
А потом Робби посмотрел на меня так задумчиво, притянул к себе и поцеловал. И я куда-то полетела, полетела… У меня было ощущение, словно тебя высасывают через соломинку. Но мне это даже нравилось. Робби придерживал мое лицо руками и целовал, целовал… У меня прямо дух захватило, и кружилась голова. Мы стремительно продвигались вверх по поцелуйной шкале, пролетев четвертую стадию (беспрерывное касание губами более трех минут), потом, после коротенькой передышки, мы перешли к пятой (поцелуй с разомкнутыми губами) и чуть-чуть затронули шестую (касание языками). Йес! Мы с ним во второй раз дошли до шестой ступени!
Потом мы болтали, вернее, говорил он, а я молчала, потому что не могла сказать ничего внятного. Я много всего перебрала в уме, хотела продемонстрировать ему паралич челюсти или предложить свою последнюю рубашку, но ничего этого не требовалось. Робби сидел, обняв меня за плечи, и мне было так хорошо, к тому же нос мой в профиль только выигрывает. И Робби сказал мне:
- Я старался тебя забыть, но у меня не получилось. Я даже порадовался за тебя, когда ты начала встречаться с Дейвом. Но сам при этом ужасно скучал. Знаешь, я написал для тебя песню. Хочешь послушать?
И я сказала «да» без всякого дурацкого французского акцента. Робби легонько отклонил мою голову назад, себе на колени. Это было очень приятно, хотя его нос оказался совсем близко, но это ничего - ведь он Бог Любви, и я люблю его. Это же не Джеймс, от Джеймса меня бы стошнило. И тут я подумала, а вдруг неприлично заглядывать человеку в нос. И тогда я закрыла глаза и просто тихо улыбалась.
И Робби спел песню. Песню, которую посвятил мне. Там были слова «я хотел ее видеть», а потом еще ла-ла-ла-ла, и все это под красивую мелодию. Во время пения он ритмично постукивал ногой, и голова у меня подпрыгивала, и я переживала, что глупо выгляжу.
16.00
Бог Любви проводил меня, а потом пошел домой. После моего пятнадцатилетия (в следующем месяце) он хочет официально объявить меня своей девушкой, познакомить с родителями, и все такое.
Я неотразима.
Я притягательна.
Даже в пижаме с картинкой телепузиков на груди.
Даже с ненакрашенными ресницами.
Жизнь прекрасна, ля-ля-ля!
Иес! Тирлим-бом-бом!
17.00
Надо же, мама с папой проснулись. Даже если бы и не так, мне все равно, потому что я пребываю на седьмом небе, в заоблачных высотах, в розовых мечтах.
Фати - веселый и всем довольный. Он ходит, радостно оглядывая дом, и время от времени обнимает меня. Уж скорее бы он пришел в норму. Мне даже интересно, когда он перестанет играть в «счастливое семейство» и станет обыкновенным отцом.
18.00
Его хватило ровно на час.
А дело было так. Я разговаривала по телефону с Джаской:
- Ага, приходи, я тебе такое расскажу! Это был класс. Тебя на сколько отпустят? Ага. Слушай, мне не терпится рассказать тебе: он был суперский. Приехал на своей машине в крутых черных джинсах…
Мимо прошел фати. Он зашел на кухню и через минуту вышел, помешивая в чашке чай с сахаром, а в это время я как раз рассказывала Джаске, какая на БЛ была куртка, но отец меня перебил:
- Джорджия, хватит трепаться по телефону, ведь все равно Джас к тебе скоро придет. Ты знаешь, мы деньги не печатаем.
Вот фашист, не прошло и часа, а он уже за свое.
Я и говорю Джаске:
- Ну ладно, Джас, пока, а то я и так наговорила с тобой на целых два пенса. Жду.
19.20
Сижу в комнате и представляю свою свадьбу… Интересно, а невестам можно черное надевать?
Потом пришел папа и предложил спуститься вниз на «семейный» совет. Уж я-то знаю, как все это бывает: предки поставят меня перед фактом, я начну возникать, они обзовут меня испорченной девчонкой и отошлют обратно в комнату. Я и говорю папе, очень вежливо говорю:
- Слушай, а может, по сокращенной программе? Стоит ли спускаться вниз? Давай валяй!
- Не понимаю, о чем ты, Джорджи, - отвечает он. - Спустись, пожалуйста, в гостиную. И что у тебя с глазами, почему они у тебя такие опухшие? Ты не простудилась?
- Нет, это я ресницы намазала вазелином, чтобы лучше росли.
- Может, хватит себя уродовать? Кто бы говорил!
Мы вместе пошли вниз, а я подумала, что после возвращения из Новой Зеландии отцу совершенно изменил вкус: на нем клетчатые шаровары (это почти преступление против человечества), к тому же он сбрил бакенбарды, усы и почти всю бороду, оставив совсем чуть-чуть. Когда мы вошли в гостиную, мутти поцеловала фати в щечку и погладила его «бороду».
А мне-то что - у меня-то парень секс-символ, жизнь прекрасна.
- Ладно, - говорю я. - Валяйте! Давай, Эль Бородаччо, выкладывай.
И Эль Бородаччо говорит:
- У меня отличные новости. В моем распоряжении коттедж в Шотландии. Мы всей семьей можем махнуть туда на недельку - ты, я, мама, Либби, твой дедушка и дядя Эдди. Мы даже можем пригласить туда Джеймса, все-таки он твой ровесник.
Sacre bleu. Merde и черт знает что такое.
На мое счастье, пришла мисс Семейные Трусы, и мы отправились ко мне в комнату. А там, как всегда, людно. Не дом, а проходной двор. На кровати развалились Либби, Барби, лошадка Чарли и Ангус с Наоми.
Я говорю:
- Либби, пойди поиграй с папой.
Но Либби и не подумала, она встала на кровати и давай прыгать, распевая:
- Я испекла пирожок, я испекла пирожок!
Она уже хотела снять штанишки, которые подозрительно провисали, но я ее тормознула:
- Либби, не надо.
- Надо, мне в них тесно.
- Либби, оставь.
Но было уже поздно. Джаска чуть не упала в обморок. Мне-то не привыкать, а у нее младшей сестренки отродясь не было.
Чтобы спокойно поговорить, нам пришлось укрыться в подсобке. Мне не терпелось рассказать подруге про то, как мы целовались с Робби, ну а ей, конечно, про Тома.
И она начала:
- Мы с Томом ездили за город.
О, господи. Придется терпеть, не то Джаска не станет слушать мой рассказ.
- И зачем же вы ездили за город? - спрашиваю я.
- Чтобы побыть вдвоем на природе.
- Надо было переться в такую даль! Могли бы посидеть у тебя дома. Среди комнатных растений.
- Это не то.
- Неужели? И что же вы там делали?
- Мы наблюдали.
- За чем?
За флорой и фауной, как на уроке биологии. Это очень интересно. Между прочим.
Том мне много рассказал. А потом мы нашли «кукушкины слюнки» (50) и видели барсучьи следы.
Я захлопала в ладоши и начала прыгать по комнате:
- Кукушкины слюнки? Супер! Надо было ехать с вами, а не целоваться с Робби.
Джас покраснела от обиды, только кончик носа белый. И до чего ж мне нравится доводить ее - она становится похожей на розовую панду в короткой юбочке и семейных трусах.
Но потом мне стало жаль Джаску, и я обняла ее за плечи.
- Какая же ты! - надулась она.
- Знаешь, Джас, я чувствую себя такой счастливой, - вздохнула я. - Но в то же время мне жалко Дейва Смехотуру, он ведь хороший парень, к тому же веселый. А я разбила ему сердце.
Джас машинально стала дергать молнию на папиной рыбацкой сумке. Это она зря делает, потому что фати имеет обыкновение забывать там опарышей, из которых потом вылупливаются навозные мухи.